Корова - Страница 118

118

Римма совсем сникла от такой безрадостной картины мира, а Люда задумчиво вспомнила:

– Вы знаете, какая вчера меня блондинка обогнала? Такая вся… такая… ну короче, и монах мимо не пройдёт. А этот Абдулл ибн Саллах аль Карим Азиз де Падетруа и тэ дэ и тэ пэ даже не взглянул на неё. Разве не подозрительно?

– Очень подозрительно, – согласились Римма с Нонной. – А что, если это розыгрыш какой?

– Кому надо меня разыгрывать? Тем более – так. Всё это слишком уж дорого.

– Может, это какая-нибудь телевизионная акция? – предложила другую версию Римма. – Сейчас, знаешь, сколько всяких приколов на телевидении? Разводят, как не фиг делать! Тут популярную ведущую так разыграли, что она даже в суд подала.

– Я же не телезвезда, не певица, не актриса. Чего меня-то разводить?

– Так и до простых смертных добрались. Звёзд всех разыграли, всем надоело и наскучило, вот и перекинулись на рядового обывателя. А что? Я года два тому назад шла по улице. Средней многолюдности такая улица. Иду и вижу: лежит мужчина у стенки дома. Бледный такой и губы синие, как бы с сердцем плохо. Все мимо бегут, и нет до него никому дела. А я подумала, что ненормально это, если человек посреди дня прямо на улице города помрёт. Подскочила к нему, пульс пощупала, Скорую вызвала… Тут откуда ни возьмись какая-то деваха с микрофоном ко мне подскакивает, да ещё и оператора с камерой за собой тащит. И затрещала, и заверещала без пауз между словами: «Скажите, какой мотив руководил Вами на момент оказания помощи этому человеку? Ответьте быстро и не раздумывая, что Вы сейчас чувствуете: гордость, досаду или желание познакомиться поближе с этим человеком?». «Этот человек» тут же глаза открыл, встал на ножки, стёр салфеточкой белую пудру и синие тени с рожи и говорит: «Мы эксперимент проводим на выяснение степени чёрствости наших граждан. Я уж тут битый час лежу, а ни одна сука не подходит. Ты первая подошла, мерси».

– Это ты, выходит, первая сука, – засмеялась Нонна.

– Вот-вот. Девица трещит, камера работает, народ вокруг собрался. Так мне противно стало! Я и говорю этому липовому умирающему: «Знаешь что, Этот человек, ты больше мне не попадайся!». И ушла. Они мне вслед кричат, что я дура, что мне же приз какой-то полагается за этакую нечёрствость. А на кой мне приз за то, что каждый нормальный человек сделал бы? Это для ненормальных всё чем-то необычным кажется, это они недоумевают и экспериментальным путём выясняют «какой мотив руководит человеком на момент оказания помощи другому человеку». Теперь только и жди с такими экспериментаторами встречи.

– Да-а, – согласилась Нонна. – Мне тут наша Марья Трофимовна рассказывала, как её соседка по коммуналке чуть не окочурилась. Пошла она с внуками в кафе, зашла там в туалет. Только собралась, стало быть, справить нужду, как чуть ли не из унитаза тоже выскакивает какой-то хрен с телекамерой и орёт ей в самое ухо: «А у нас для вас – сю-у-урпр-р-рии-ы-ыз! Чего же вы не рады?». И затрещал что-то про эксперимент на предмет того, у кого седалище шире. Соседка эта потом две недели в отрешённом состоянии лежала от потрясения – уж думали, не выживет. А эти экскрементаторы ей в награду за стойкость хрустальную вазу в виде унитаза домой притаранили. И не объяснить им, что нельзя же так пожилую женщину пугать, да и вообще всякую другую. Что это мерзко и гнусно, в конце концов. «Какое там мерзко?! Прикольно же!» В мужской-то туалет не рискнули залезать со своими приколами, потому что там их прямо в унитазе утопили бы.

– Ужас, что делается! – искренне испугалась Людмила. – Да неужели такое возможно? Неужели и со мной такой эксперимент проводят?.. А на предмет чего такой эксперимент проводить? Один стихи почитал – я послушала, другой серенаду спел – я тоже послушала. Ну и что? Чего тут необычного-то?

– А кто его знает, – пожала плечами Римма. – Все устали от необычного. До того надоели боевики с несуществующими героями да компьютерные фильмы с мудрёными спецэффектами, что многие с удовольствием посмотрели бы на рядовых граждан, на их рядовые чувства… Да нет, мы же не утверждаем, что это обязательно так! Может быть, в тебя в самом деле эти мужики влюбились.

– А чего так одновременно? И почему именно сейчас, а не год тому назад, не два… не десять, когда я и моложе… и лучше… кажется… была… Да нет, так не бывает!

– Всё бывает. Говорят, что даже в пустыне Сахара однажды шёл снег.

– Да ну, – недоверчиво дёрнула плечом Люда.

– А что? А почему нет?

– Да размечтались! – вернула их в реальность Нонна. – Так могут думать только те, у кого киношно-книжное восприятие жизни. Это в русских романах и фильмах любят показывать какую-нибудь бедолагу, которая ждала-ждала и вот аккурат к пенсии дождалась своего прынца. В русском искусстве вообще любят мусолить женскую жертвенность. Видимо, это обусловлено хронически тяжёлыми экономическими и социальными условиями, в которых хотя бы клочок быта надо выстрадать. К пенсии. У нас всё к пенсии: и жильё, и льготы, и личная жизнь. А молодым можно только вкалывать на чужое благо. Это в европейских романах женщина просто счастлива, просто сегодня, просто сейчас, пока она молода и красива. А если она страдает, то только потому, что у неё какой-то там синдром жертвы и всё такое прочее из области психопатологии. А у нас всё про великомучениц, которым в конце концов как награду выдают к концу повествования какого-нибудь угрюмого забулдыгу, который с мамой живёт. Но на безрыбье, как говорится, и рак налимом покажется. Не про нас же, в самом деле, книги писать и фильмы снимать. Что про нас можно сказать? Что мы всю жизнь монотонно прожили и умерли в одиночестве и нищете? Нет, такие сюжеты не котируются. Хотя это и правда жизни. Нет, говорит нам искусство, тётки, живите и надейтесь, будет и на вашей улице праздник, встретите вы своё счастье… хотя бы за два дня до смерти. Женщина тратит на поиски мужчины своей мечты слишком много времени, порой всю жизнь. Найдёт, а уж и помирать пора. Вот что плохо.

118