– Иди ты? – недоверчиво присвистнул Паша.
– Развели тут антимонию какую-то, – тут же проворчала Антонина Михайловна, которая пришла мыть полы в техотделе. – Вы только и умеете об этом рассусоливать: кто с кем, да на ком. Весь Завод судачит.
– О чём же ещё говорить? Ведь ничего интереснее этого нет. Именно мужчинами так мир устроен, что только распутным девкам в нём уютно. Кто были Клеопатра или Екатерина Великая? То-то. Не гимназистки-скромницы. Мужики всех баб делят на «ужас, что за шлюха» и «прелесть, какая потаскуха». У мужиков вообще язык такой, что они про любую всегда чего-нибудь гадостное да скажут: домоседку назовут вековухой, а кокетливую – шлюхой, слишком умную – уродкой, а простушку – идиоткой. Как ни крутись, всё одно не угодишь.
– Ты для себя живи, а не для угождения. Зачем дорожить мнением тех, кто в людях совершенно не уважает человеческое достоинство, кто в человеке не способен видеть человека, а только агрегат для справления своей половой нужды?
– Тогда одна останешься вместе со своим достоинством. Мне вот ещё весной один мужеобразный предложил на озеро поехать: нам, говорит, одной бабы не хватает – нас трое, а баб всего две. Ха, оригинально! Я что, запасное колесо, что ли? Как так не хватает? Схватят абы кого и тащат в кусты для ровного счёта. Я и отказалась. А они там все перепились да перетрахались-перемызгались промеж собой, так что никто и не помнит: кто с кем и сколько раз. И теперь моего бывшего ухажёра вроде как женят на ком-то, кто там на сносях оказался. Но опять-таки никто не знает, от кого.
– О-хо-хо, куда мир катится? – ахнула «старорежимная» Антонина Михайловна. – Ни ума, ни сердца не осталось в людях. Только жопа и то, что спереди. В штанах густо, а в голове пусто. Живут только нижней частью туловища, а верхняя не работает. И не починит никто. Прямо как в «Повести временных лет» летописца Нестора, где он описывает то время, когда люди жили «звериным обычаем, жили по-скотски, срамословили при отцах и при снохах; и браков у них не бывало, но устраивали игрища между сёлами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни и здесь умыкали себе жён». Вот и теперь так стало. И стоило человечеству проделывать такой путь в развитии, чтобы снова впасть в дикое первобытное состояние, а?
– Да плевать мне на человечество! Я о том говорю, что вся любовь шлюхам достаётся.
– Какая это любовь? Сейчас и любви-то не стало, а сплошные сатириаз и нимфомания. Раньше в подъезд зайдёшь, а там кошки или собаки сношаются, как, в общем-то, и положено зверью. Да и то стесняются, прячутся. А теперь заходишь, а там просвещённая молодёжь сопит посреди грязи да мусора. Я вот подрядилась в ночном клубе по вечерам туалет мыть, а то нашей заводской зарплаты только на неделю хватает, так и месяца не выдержала – ушла. Школьники прямо в туалете над горшком этим делом занимаются. Все пьяные, обкуренные. Даже в девичьей уборной весь пол иглами и презервативами усыпан, а стены матами исписаны. Ужас!
– Форменный шкандаль! – усмехнулся Паша, а Антонина Михайловна продолжала:
– Кругом музеи, театры, кино, библиотеки, но у них все стремления ниже пояса находятся. Ведь не в диком лесу живут, а в Петербурге! Да меня бы родители убили за такое поведение, как бесноватую собаку, и правильно бы сделали. А сейчас это считается нормой, если современная школьница перед каждым встречным ноги раздвигает. И даже без уточнения его имени и семейного положения. Имя спросить при этом теперь считается верхом ханжества…
– А помните, – неожиданно сказал Нартов, со скучным видом подперев щеку, – как в «Пиковой даме» Герман поёт:
Я имени её не знаю —
И не хочу узнать:
Земным названьем не желаю
Её назвать.
Сравненья все перебирая,
Не знаю: с кем сравнить…
– И что?
– Ничего. Красивая ария. Особенно, когда Атлантов исполняет…
– Причём здесь Атлантов! Я говорю, что за дикость такая: брюхатиться от неизвестно кого? И ведь считают себя продвинутыми и современными девушками. Только никак в толк не возьму, чем они от нашей кошки Мурки отличаются? Хотя даже Мурка приличней себя ведёт. А у этих «продвинутых» теперь все фильмы и передачи только про такую «любовь-морковь».
– Потому что нация вымирает, – зевнул Нартов. – Из Европы эти нравы и пришли, потому что на Западе коренное население ещё со времён Второй мировой стабильно в минус уходит. И уже не имеет значения, в каком дерьме деградирующие особи делают новых детей. Главное, что делают. Или завозят с миграцией из стран Третьего мира, как вирус. Хоть как-то, хоть от кого-то. В зоологии есть такое явления, когда популяция гибнет, внутри неё вступают в близость даже кровные родственники, чтобы увеличить своё поголовье, пусть ценой генетических нарушений. Всем уже без разницы, с кем сношаться, и что в результате этого получится.
– Каким боком тут зоология, если мы про людей говорим?
– В том-то и дело, когда девушка спьяну отдаётся в заблёванном подъезде безымянному трахалю – это уже зоология в чистом виде. Или даже ботаника. Помню, гоняли нас по осени в совхоз на картошку, а лето было дождливое. Урожай почти весь сгнил, выковыривали из земли какие-то гнилушки. Агрономы ругались, что такой «урожай» не продержится в хранилищах и до зимы, сгниёт и заразит фитофторой здоровые клубни. Но наковыряли, чтобы хоть что-то сдать, отчитаться о проделанной работе. И наше общество сейчас похоже на такое гниющее нежизнеспособное поле, с которого лишь бы сколько-нибудь корешков содрать для отчёта вершкам: размножаемси! Как можем. Фирмы побогаче свои гниющие и подмёрзшие плоды воском покрывают, вымачивают в красителях, чтобы выглядели свежими. Сейчас такими овощами и фруктами все магазины завалены, домой принесёшь такое яблочко молодильное, через день захочешь съесть, откусишь, а под холёной кожурой ржавая гниль, сердцевина вся чёрная. И в людях, кое-как по пьянке сделанных, такое же разложение сидит. Чего удивляться, что СМИ заполонили наркоманы, алкаши, шлюшки-гнилушки, которые всему обществу навязывают, что пьянство и блядство – это признак креатива и продвинутости? Если бы наше общество было сильным и здоровым, оно бы выкинуло этих уродцев из своего информационного пространства. Но в том-то и дело, что оно такое же больное, гнилое, разлагающееся. Выделили бы таким специальный канал для извращенцев, можно даже платный, чтобы финансировать лечение этих отбросов, но они уже на федеральных каналах сидят! Их в СИЗО надо бы, а им выделили лучшее время на ведущих каналах страны, куда раньше Тарковского и Цоя не пускали. Вчера включаю телик, там наркомана показывают. Настоящего махрового наркомана, он раньше певцом был, теперь голос от героина пропал, с канала на канал кочует, то в одном шоу о своих похождениях крякнет, то в другом «сенсационном» проекте членом брякнет. Глаза в разные стороны смотрят: видимо, фрагмент мозга, отвечающий за фокус взгляда, в спирту растворился или наркотой выжжен. Таких по-хорошему стерилизовать надо, а он хвастается, что от него почти одновременно три бабы на днях родили, и как он счастлив, что внёс свой вклад в размножение спившегося и вымирающего населения. А публика-дура ликует: давай, ещё кого-нибудь трахни под занавес. Желающие залететь от него уже в очередь выстроились. Они теперь годами висят в ящике, годами идёт рассказ, как они деградируют. Сначала показывают пышную свадьбу с беременной пьяной куклой, потом начинается мордобой, делёж и мучение зачатых в угаре детей, издевательство над очередной сожительницей. Общество призывают принять ту или иную сторону, кто виноват и что делать. И ни до кого не доходит, что человек, который настолько себя ненавидит, что сел на иглу или спился до белой горячки, и окружающим может создать только ломку. Никто не скажет: шлюха ты, шлюха. Потому что в деградирующем обществе нельзя проститутку или пьянь своим именем назвать. Все делают вид, что так и надо. Говорят, в Аравии наркоманам и алкоголикам детей вообще плодить запрещено, а у нас именно такая публика сейчас на это дело налегает.