Корова - Страница 114

114

Через восемь часов она уже шла домой. Был ранний тихий вечер. Женщины после одной работы спешили на другую или домой, где тоже надо вахту отстоять. Мужчины с абсолютно одинаковым выражением лиц «имеем право, мать вашу!» как бы только разгуливались в поиске разнообразного отдыха от работы и дома. Людмила думала, что сегодня ещё надо погулять с отцом, а то мама на днях растянула руку и ей теперь его по лестнице не спустить. Отец любил, когда дочь с ним гуляла.

– С тобой спорить интересно, – говорит. – Мать-то всё время со мной соглашается, что бы я ни сказал, а с тобой можно и поспорить, обсудить прочитанное.

Людмила решила быстро перебежать перед далеко ещё едущим по тихой улочке роскошным автомобилем. Но тот вдруг резко разогнался, хотя на этом перекрёстке машины всегда уступали дорогу пешеходам, взвизгнул тормозами и остановился перед ней, сверкая холёными боками в лучах заходящего солнца. Из машины вышел даже не мужчина, а какой-то такой же, как и его машина, холёный господин лет тридцати пяти. Сказать, что красавец, так ничего не сказать! Высокий и статный, с иссиня-чёрной гривой волос до плеч. Тут как раз мимо прошмыгнула длинноногая юная блондинка, к тому же почти без юбки, и Людмила подумала, что господин сейчас рванёт к ней. Но он даже холёной бровью не повёл в её сторону, отчего блондинка сама удивлённо на него оглянулась и даже презрительно хмыкнула. Господин же, не сводя горящего взгляда с остолбеневшей Людмилы, неспешно подошёл к ней и стал говорить чего-то неразборчивое:

– Ай м зэ шейкх оф Эрэби, ёр харт билонгс ту ми…

– Ой, допрыгалась, – только и смогла вымолвить Людмила, прижав сумку к груди.

А про себя подумала: «Вот, опять началось. Нет, как ни крути, а больничный надо хоть на пару деньков взять, хоть отоспаться. Чёрт с ней, с этой работой: всех прожиточных минимумов всё одно не заработаешь».

– Позвольте представиться, – перешёл загадочный господин на русский язык с приятным акцентом, отчего у Людмилы даже нога подвернулась, хотя она и стояла на месте.

Красавец же отчётливо произнёс какое-то длинное, как полное имя художника Пикассо, своё ФИО. Хотя здесь было трудно понять, где фамилия, где отчество, а из имён вообще сплелась целая вереница, что-то вроде Абдулл ибн Саллах аль Карим Азиз де Падетруа аль Рашид и т. д. и т. п… Он стал рассказывать о себе, что он сын какого-то аравийского шейха, учился в Московском университете, потом в Оксфорде, Гарварде, или наоборот, а теперь приехал сюда по улаживанию каких-то дел в каком-то департаменте какого-то филиала их семейного банка.

У Людмилы опять подвернулась нога, но уже другая, а на глаза навернулись слёзы. Она и хотела сбежать от такого наваждения, но прекрасный незнакомец уже крепко взял её под руку и пригласил – страшно сказать! – в ресторан. Она наконец-то поняла, что это не наваждение и не галлюцинация, а реально существующий в трёхмерном пространстве мужчина. И опять-таки трезвый! Чертовщина какая-то!

– Я не могу, – честно сказала Людмила. – Мне надо с ребёнком гулять.

– А у Вас есть дети? – удивился господин.

– Есть! Двое. Мальчик и девочка.

– Какая прелесть, – пробормотал он и она обрадовалась, что он сейчас отвяжется из-за такого отягчающего фактора, но ни тут-то было. – Тогда давайте вот как сделаем: давайте встретимся сегодня в восемь вечера на этом же месте.

– А давайте, – энергично кивнула Людмила и так же энергично потрусила по улице, не оглядываясь на весь этот красивый ужас.

Сознание её решительно отказывалось верить во всё услышанное и увиденное. Оно так же решительно отвергало версии грабежа или интереса к ней как к женщине – её два с половиной прожиточных минимума и стремительная близость незамаскированного сорокалетия вряд ли могли кого-то прельстить. И уж тем более сына какого-то там нефтяного шейха! Так что же тогда? Может, ей выпало богатое наследство, как бывает в кино, а она и не знает? Может, у неё есть богатая родня в Америке или где там живут все богатые, которым некуда барыши отписать? «Может, он это не мне говорил, а той блондинке без юбки, а долетело до меня? Может, он хотел спросить, как проехать туда-то, а я услышала это как-то не так? Может, он вообще ничего не говорил?.. Господи, за что мне такие потрясения на старости лет?!».

С отцом она в тот вечер прогуляла до девяти часов. Отец всё чего-то ей говорил, говорил, над чем-то смеялся, показывал ей какую-то статью в каком-то журнале. Людмила смотрела, ничего не видела, кивала, поддакивала, так что в конце концов старик даже обиделся:

– Люся, ты же меня не слушаешь. Надо было мать с собой позвать гулять. Вот о чём я только что говорил?

– Да не знаю, батя. Мне чего-то нехорошо.

– Как это?

– С головой чего-то.

– Ты, доча, не вздумай заболеть! – испугался отец, так что Людмиле даже стало стыдно, что она его так пугает. – А мы с мамой как же?.. Вот что: айда домой, хватит тут ходить. Я ещё простужусь, ты заболеешь, мама уже руку себе растянула. Дом инвалидов, блин…

Они вернулись домой и там Людмилу ждал букет цветов. Мама ей сказала, что прислали с курьером. К цветам прилагалась записка. Мать уж и хотела её прочесть, но записка была на английском языке и представляла собой четверостишие:

I’m the sheik of Araby,
Your heart belongs to me.
Tonight when you’re asleep
Into your tent I’ll creep.

– Это с работы пошутили, – объяснила родителям Людмила, когда те воскликнули: «О-о!».

– Эх, молодёжь-молодёжь, – вздохнул отец. – Всё шутки шутят. Так молодость и пройдёт за шутками-то. Нет, чтобы серьёзный какой мужчина этот букет прислал. А, мать?

114