Корова - Страница 61

После обеда наш нормировщик был обряжен в обновки. Он с ужасом посмотрел на себя в зеркало и тут же непроизвольно попытался натянуть на себя что-то мешковатое, потёртое и заношенное до блеска: этого добра у него на работе был целый шкаф, а дома и того больше.

– Девушки, я похож на какого-то… на какого-то… урода, – плакал он. – Можно я хоть свой старый пиджак сверху накину?

– Нельзя! – был окончательный приговор. – Мензуркин, это нам надо или тебе, в конце концов?.. Куда ты опять согнулся, как коромысло?!

– Я так не могу! – восклицал он. – Я слишком наряден, как женщина! Мужчина не должен быть таким модным!

– Девки, я его сейчас убью! – лопалось терпение у Алины. – И как раз будет, в чём в гроб положить.

– Гриша-говниша, где ты нарядный-то? – недоумевала Елена Николаевна. – Одел впервые в жизни человеческую одежду и уже в отчаянье впал. Следовать моде для мужчины – это не означает обязательно быть нарядным и женственным. Чего ты разревелся-то? Мы же не в кожаные трусы с заклёпками тебя обрядили или рубашки с цветочками. Брючки серенькие, футболочка полосатенькая – чего тут нарядного-то?.. Нет, не завоевать тебе Эльку с таким отношением к себе.

– Да не надо нам этой Эльки, – заверила Эмма Сергеевна. – Ах, Гришенька, была бы я помоложе, тогда бы точно тебя мимо не пропустила. С таким-то мужчиной да пройтись бы по Невскому в час-пик, чтоб всех парализовало от зависти… И-эх, и кому отдаём такого ухоженного мужчину!..

– А никому не отдадим – сами съедим. Ам!

Последний аргумент подействовал на Мензуркина отрезвляюще.

Надо сказать, что на Заводе все слегка переполошились, когда вдруг обнаружилось, что Мензуркин «додумался» на обеде куда-то отлучиться. Да ещё и с женской компанией! Нашлись «доброжелатели», которые оповестили об этом саму Каролину Титановну. Она на это недоверчиво сказала: «Хм». Но тут же позвонила дочке, заявив, что муж её отправился прямо среди бела дня гулять сразу с несколькими бабами. Дочка Элечка послала маму и всех остальных куда подальше, зато товарищ Троегубов отреагировал на такое известие совсем иначе:

– А ты куда смотрела, раззява? Я для чего тебе это место выбил?! – ревел он в трубку так, что было слышно в соседних кабинетах. – Его же у вас, у паскуд похотливых, уведут в два счёта! Сколько с ним баб-то было? Четыре?! Ну ваще! Даже я так не смог бы!.. А он не такой уж и придурок, каким хочет казаться.

Некоторые любители спихивать Григорию Захаровичу свою работу тоже испуганно бегали по кабинетам и искали его, как дорогую потерю. И вот они застали на рабочем месте нормировщиков какого-то строгого господина в очках, как у министра финансов, в демократичной футболке с отложным воротничком на трёх пуговках, в джинсовой жилеточке да ещё и при часах в золочёном корпусе. Вроде… вроде как… Роллекс! Батюшки-светы!..

– А нам бы Григория Захарыча? – спрашивали его, на что он стальным голосом отвечал одну и ту же фразу, отрепетированную перед этим под руководством Эммы и Елены:

– Я занят.

– Захарыч? Это ты, что ли? Гриня, ку-ку!.. Ну ты даёшь! Ну, прямо чудо перевоплощения! Богатым будешь… А нам бы это… где бы… как бы… Как там наш отчётик за прошлый квартал? А график ты сделал для нашего отдела на прошлый месяц?..

– Как только мне позволит время, я вам обязательно перезвоню, – звучал беспристрастный ответ.

Эта интонация Григорию Захаровичу долго не давалась: сначала голос его дребезжал, потом во фразе долго проступали слёзы и скрытый подтекст «Только не убивайте меня за то, что я не стану делать ВАШУ работу за ВАС, только не убивайте! Ногами пинать – пинайте, но не убивайте!». Но, как говорится, тяжело в ученье – легко в бою.

– Чего это с Мензуркиным-то стало? – шёпотом вопрошали все в тот день дам нашего отдела.

– А чего с Мензуркиным? Ах, с Мензуркиным!.. А его это… Его того… Жена довела.

– Вот сволочные бабы, что с мужиками выделывают!

– И не говори!

К концу дня заявился сам Троегубов и, боясь встретиться с Мензуркиным глазами, насуплено уговаривал:

– Слышь ты, Пробиркин. Ты этого того… Ты не вздумай Эльку бросать. Она, знаешь ли, тебя… любит…

– Как?! – вскочил Григорий Захарович и чуть всё не испортил.

На этот счёт он никаких фраз не заучил, поэтому слепая радость мигом захватила его.

– Так. По-своему, но любит. Она молодая дура ещё. Но поумнеет же! Когда-нибудь, а?.. Я тебе, что хошь, дам! Должность в Управе пока не гарантирую, но обещаю повышение оклада и статуса. Квартира не нравится – дам другую. Живи, ни в чём себе не отказывай, но только спаси ты меня от этого позора, от этой заразы, чёрт бы её побрал!

– Как только мне позволит время, я вам обязательно перезвоню, – склонился над бумагами Григорий Захарович, отчего Троегубов начал его побаиваться и даже впервые за время их знакомства зауважал. Он был воспитан таким образом, что уважение к человеку обязательно должно соседствовать со страхом, а если страха нет, то и уважать человека как бы не за что.

В тот же вечер Троегубов выхлопотал Мензуркину назначение на должность старшего нормировщика с повышением оклада в полтора раза. Сам Мензуркин порывался навестить Эльку, но наши дамы его долго отговаривали. И им это удалось:

– Гринь, только не сейчас, – убеждала его Алина, – а то вся работа насмарку и псу под хвост!

– Да, – вторила ей Эмма Сергеевна. – Пусть они недельку поизгибаются, а там уж…

– Неделю?! Целую неделю я не увижу её!.. Я не смогу!..

– В Вашем лексиконе нет теперь таких слов, Григорий Захарович! – заглушила его причитания Елена Николаевна. – Ты что, забыл? Сегодня у тебя поход в театр. Сегодня за тобой заедет моя тётка – она таксисткой подрабатывает, и я её попросила, чтобы она у знакомых на вечер одолжила крутую тачку с тонированными стеклами. А мы завтра всем расскажем, что видели, как в конце рабочего дня за тобой приезжала на личном авто какая-нибудь длинноногая блондинка или жгучая брюнетка – тебе кто больше нравится?