Корова - Страница 66

Это к тому, что сознание пытается растянуть десять минут на преодоление километра пути: я опаздываю на электричку. Я прорываюсь к вокзалу сквозь вяло текущее столпотворение, неизбежное в любом большом городе, тем более в пятницу вечером. Кто-то считает понедельник трудным днём, а мне он как раз очень симпатичен своей размеренностью и лунной сонливостью. Даже начальство в понедельник не так кричит, как оно начинает это делать в среду или к четвергу. А уж про пятницу и говорить нечего. Боюсь пятницы и всё тут. Особенно после обеда. Как же мы могли так извратить этот день Венеры, богини любви? Совсем не так надо жить в пятницу. Ведь пятница – это всегда праздник, за которым идут ещё два – суббота и воскресенье.

На улице май месяц, солнце печёт жарко, но Балтика ещё напоминает о себе холодным, временами прямо-таки ледяным ветром. Зима у нас любит спорить с наступлением лета иногда до конца весны. Жара пополам с таким ветром не очень приятна, особенно при беге. Очень может быть, что ещё и снег пойдёт…

Так что же наше время? Представлений о нём столько же, сколько и людей. Они наскакивают друг на друга, и мы не понимаем, почему не найти единого подхода. Да и надо ли? Для трёхлетнего ребёнка один год представляет собой треть жизни, а для столетнего старика – маленькую часть большого пути. Поэтому в детстве дни тянутся дольше, чего никак не добиться в старости. Время радости летит быстрее времени печали, и отпуск проходит как один день, а полчаса в кабинете стоматолога кажутся вечностью. Но где-то есть несчастнейшие из людей, которые постоянно ищут способы «убить время». И чем настойчивее они пытаются его убить, тем больше времени у них появляется! А кому-то его не хватает, вот как мне сейчас…

Кто-то налетает на меня, потому что у него время ещё сильнее сжато. Его у него ещё меньше, хотя куда уж меньше! Не успеваю разглядеть его, как субъект развивает параболическую скорость и тает в межчеловеческом пространстве. А вот шагает счастливый человек, у которого времени пруд пруди. Это сразу видно. Он бы даже рад поделиться им с кем-нибудь, но время – не деньги, вопреки известному высказыванию. Его взаймы не дашь.

Время может существенно замедляться, когда скорость объекта приближается к скорости света. А перемещаясь быстрее света, можно угодить в прошлое. Что нам там делать? Сбавляем ход, сбавляем, а то и в самом деле угодим в другой временной пласт. И доказывай там начальству, что отчёт за прошлый квартал уже сдан. Не поверят. Придётся делать снова. А то и за весь прошлый год.

Мы – рабы минутных стрелок, а наши далёкие предки (не путайте, пожалуйста, это слово с жаргонным обозначением родителей у современной молодёжи) умели изящно владеть временем, которое в их представлениях было связано с реальной жизнью человека и природы. Они вставали с восходом солнца, а не под пиликанье будильника, обедали с наступлением голода, а не с 11.30 до 12.00, ложились спать с наступлением сумерек. В память о той гармоничной эпохе многие органы пищеварительного тракта до сих пор работают по этому расписанию. Поэтому если современный и образованный человек после десяти вечера загружает в желудок пищу, поджелудочная железа к тому времени уже спит и не участвует в этой противоестественной для организма вакханалии.

Наши предки и помыслить не могли, что секунда равна 9 192 631 770 периодам излучения атома цезия-133. Как только в мире появилось единое время, бесспорно способствующее развитию мировой экономики и социально-политической глобализации, у человечества появились глобальные же проблемы. Мир стал восприниматься как нечто целое, уместившееся в одной секунде, которая равна периодам излучения чего-то неудобоваримого…

Как хорошо так думать о всякой ерунде, потому что за этим занятием я и не заметила, как очутилась на вокзале. Вокзал бурлит: где-то вяло, где-то слишком бурно. Где-то вовсе царит застой, как в заросшем пруду. В таком «пруду» лучше ожидать свой поезд, чем в зоне бурления, где уезжающие и приезжающие постоянно таскают чемоданы, вежливо или грубо просят расступиться, сомкнуться, пригнуться и совершить ещё кучу изматывающих телодвижений. Зато «пруд» неожиданно снимается с места, когда подают какой-нибудь поезд, и есть риск уплыть в едином потоке не на свой маршрут.

И тут время опять растягивается. Его становится так мно-о-ого, и даже удивляешься, куда только что так спешила и боялась опоздать? Уже думаешь, куда бы это время деть, отложить про запас, когда его будет не хватать. А пока шатаешься из угла в угол, бессмысленно шаришь глазами по витринам магазинов с одной мыслью: «Скорее бы уж объявили мой поезд, а то от нечего делать ещё прикупишь какую-нибудь совершенно ненужную ерунду». Эта мысль, кстати, отпечатана практически на всех лицах ожидающих в виде гримасы этакого мучительного разочарования. Уже и в туалет сходила, хотя и надобности не было, и съела мороженое, отстояв в длинной очереди, и сделала два круга вокруг главного табло. Но на нём напротив маршрута и времени отправления нужного мне электропоезда так и не появился номер перрона.

Времени стало ещё больше! Оно сделалось замедленным и вязким, как сахарный сироп высокой концентрации, где в одной капле сахара содержится больше, чем нужно. Так и в одной секунде теперь умещается сто-о-олько минут, что можно купить и проглотить ещё одно мороженое… А ведь это мысль!

Мороженое куплено и съедено, но минутная стрелка словно бы прилипла к циферблату – должно быть увязла в этом самом сахарном сиропе. Секундная сдвинулась всего на пять делений! Да мне кажется, или часы идут назад? Мистика какая-то, ей-богу…