Корова - Страница 76

– А ну-ка купи мне чипсов. Куда ты лимонад-то дела?

Зверьё тоже очень похоже на своих хозяев. У степенного хозяина такой же спокойный кот умиротворённо сидит на его коленях и даже не собирается куда-то бежать. У брюзгливой и всклоченной хозяйки такая же нервная и визгливая собачонка облаивает всех, словно бы поддакивает хозяйке, словно бы выслуживается за кормёжку.

– Во, пошла, пошла, чучундра! – выкрикивает хозяйка вслед той, которая по её мнению недостойна звания настоящей советской девушки. – А эта-то, эта-то вырядилась, Осподя!

– Тяв-тяв-тяв! – звонко вторит ей собачонка.

Так и льётся: «Ну и морда села! Тяв! Ну и жопа пошла! Тяв-тяв! На три дивана не уместится. Тяв-тяв-тяв!». Обе способны забрызгать слюной весь вагон, если кто-то додумается завести с ними разговор хотя бы о погоде.

Напротив меня сидит умнейший мопс с хозяйкой-пенсионеркой. Мопс не лает, а внимательно смотрит в окно, встав на задние лапы и упёршись передними в раму. Когда он видит в окне что-то достойное внимания хозяйки, то оборачивается к ней и произносит какие-то свои собачьи урчащие междометия.

– Да, красиво, – хозяйка отрывается от вязания и кивает, глядя на здание вокзала. – А смотри, какие крупные цветы в витрине магазина.

– Ваф, – коротко и тихо соглашается мопс.

Но не все так любят братьев наших меньших и даже никакими братьями их не считают. Некоторые собаки сидят, забившись под сиденье, и смотрят оттуда голодными глазами. Даже боятся высунуть нос, потому как тут же получат пинок или удар концом поводка от вечно раздражённых и пытающихся контролировать весь мир хозяев.

Зверья в вагоне предостаточно. Везут гуся в корзинке, купленных на какой-то распродаже цыплят в коробке из-под телевизора «Радуга». На одной из полок в сетке для яиц сидит молоденький петух, который пытается прокукарекать, дабы все поняли, кто здесь главный, но пока выходит какое-то невнятное покашливание. Гусь важно молчит и кажется, что он ещё скажет своё веское слово. Зато цыплята щебечут без умолку и даже удивительно, откуда в этом малюсеньком организме такой звонкий и сильный звуковоспроизводящий аппарат. Некоторые представители кошачьих с азартом поглядывают в сторону цыплят, но здоровый животный инстинкт самосохранения им подсказывает, что в таких людских джунглях лучше не охотиться.

Не вполне трезвый женский голос громко возмущается:

– Что за манера такая у мужчин в общественном транспорте: как сядут, сразу разводят ноги в разные стороны, как мосты над Невой? Или у них настолько огромное достоинство, которое зачахнет, засохнет и сдохнет, если ноги хоть чуть-чуть сдвинуть вместе? Неужели так сложно проехать пару станций, не изображая из себя Ван Дамма в шпагате?

– А я заметила, что они только среди женщин так садятся, – вторит ей другая.

– Хм!

– Да-да! Но вот лично меня мучит другой вопрос: может, это такой отличительный мужской половой признак – «душистые» носки? Или мужики специально перед поездкой выискивают в корзине для белья самые грязные вещи и напяливают их с целью отпугивания поездных воров?

– А что ты думаешь: деньги спрячешь в таких носках – и посягнуть уж точно никто не решится.

– Но ведь здесь не только воры едут, а вот хотя бы я, женщина.

– Уж не собралась ли ты подыскивать себе здесь пару? С кем тут знакомиться-то? В таком виде транспорта ездят самые несексуальные люди.

– Это какие?

– Ну, такие, кому не по карману самолёт или яхта.

– То есть несексуальный – это тот, кому самолёт и яхта не по карману?

– Конечно! Всё в бабло упирается. У таких и обувь дешевая, и в одежде много синтетики, поэтому ноги и тело плохо проветриваются, оттого и вонь такая. Откуда уж тут взяться сексуальной привлекательности?

– А зачем она тут, дуры пьяные? Привлекательность эта возникает для стимуляции размножения, а тут-то народищу столько, что всякое желание размножаться у любого озабоченного отпадёт!

– И кому это, в самом деле, взбрело в башку, что у нас рождаемость падает? – недоумевает ещё кто-то. – Куда не сунься – тьма народу! В автобусе, в метро, в поезде, у кассы!

– Что, думаешь отстреливать пора?

– Да не мешало бы. Я вот на одной ноге стою, как бедный крестьянин на плакате позапрошлого века о нехватке земельных наделов, а другую ставить некуда. С одной стороны собака лежит, с другой – на полу кто-то сидит.

– Сейчас остановка будет, ноги поменяй, а то затекут.

– Ой, спасибо, добрый какой!

Есть пассажиры, особенно, среди пенсионеров, которые ездят со своими раскладными стульчиками. Пенсионер не может обречь себя на многочасовое стояние, поэтому ему надо сесть наверняка. Но на посадке его от сидячих мест отпихивают более молодые и сильные особи, поэтому под конец утрамбовывания вагона, когда заняты уже все места, все полки, когда пассажиры стоят даже в купе между сидящими, пенсионер раздвинет такой свой миниатюрный стульчик и садится.

– Дама, а чего Вы тут сели?! Здесь я обычно сижу.

– Так у меня свой стул.

– И у меня – свой! Я с ним двадцать лет езжу. И так уж исторически сложилось, что у второго сиденья от головы вагона всегда я сажусь. Граждане, скажите ей! Чего это она заняла моё место? Я тут четверть века езжу!

– Офонарели до замыкания! – искренне ужасаются граждане. – Уже и полы в вагоне делят. Уже спорят, кто на каком клочке пола имеет право свою жопу разместить. Полный абзац!

Ненависть достигает наивысшей концентрации, после чего через какое-то время должен произойти спад. Люди приглядятся друг к другу, пообвыкнут, поймут, что они не самого худшего сорта, и постепенно успокоятся. Но это будет потом, когда поезд тронется в путь, а пока…